Читать интересную книгу Бессмертники — цветы вечности - Роберт Паль

Порывшись у себя в столе, он извлек из ящика длинный список — всех замеченных в близких отношениях с Михаилом Кадомцевым и решительно заработал карандашом.

— Федор Новоселов, Григорий Миславский, Владимир Алексеев, Андрей Плотников, Игнатий Мыльников, Николай Сукеник, Борис Нимвицкий, Василий Архангельский…

Леонтьев насчитал сорок пять человек.

Стало быть, сорок пять ордеров: двадцать — на обыск и двадцать пять — на арест. Вот так-то, господа революционеры. Поговорим?

Созвонившись с прокурором и заручившись его поддержкой, он положил список в папку и бодро направился к полковнику. Тот внимательно выслушал его, еще более внимательно прочел акты экспертизы гипсовой формы, справку о пикриновой кислоте, список подозреваемых боевиков и, удовлетворенно кивнув, проговорил:

— Действуйте, ротмистр. И не забудьте подготовить доклад в Департамент полиции по поводу ликвидации уфимской боевой дружины большевиков. Там ждут.

«За себя хлопочет, перед начальством обелиться старается, — неприязненно подумал, собирая свои бумаги, Леонтьев. — Оно и понятно: представили к генералу, а тут такая конфузия. Ничего, однако, будет Яковлев генералом! Нашими трудами будет…»

— Идите, идите, Иван Алексеевич. Сегодня я вами доволен, голубчик, — усмехнулся полковник.

— Рад стараться! — щелкнул каблуками вспыхнувший ротмистр и четким бодрым шагом покинул кабинет начальства.

К себе он возвращался как на крыльях. На ходу извлек из кармашка часы, — сейчас ему должны позвонить об аресте  т о г о  человека. И пусть на нем мундир офицера, он посидит-таки у него в каталажке, пожрет арестантской похлебки, а там, глядишь, и расскажет, откуда у него такой интерес к Демскому переезду.

Однако едва Леонтьев вошел и расположился за столом, появился дежурный.

— Господин ротмистр, вас к господину полковнику! Немедленно!

Леонтьев чертыхнулся и заспешил обратно. То, что ему вскоре пришлось увидеть в приемной полковника Яковлева, обескуражило и потрясло. Еще несколько минут назад здесь было пусто, сейчас же вся просторная приемная была полна народу. Празднично разодетые, чем-то взбудораженные люди плотно окружили начальника губернской жандармерии и едва не висли на его груди. В невообразимом гвалте ничего нельзя было понять. О чем галдят эти расфранченные мужчины? О ком причитают эти разодетые, как на свадьбу, женщины? Чего хотят или чего не хотят? Как оказались здесь?..

Всю свою последующую жизнь ротмистр Леонтьев будет вспоминать этот день, самый черный и позорный день в своей службе. Как потом выяснилось, именно на этот день один из офицеров Уфимского губернского воинского присутствия имел несчастье назначить торжество по случаю своей долгожданной женитьбы. Свадьба была в самом разгаре, когда в дом ворвалась полиция и, действуя сообразно полученным инструкциям, скрутила руки молодоженам и увезла их в тюрьму. Хуже того, семья этого офицера находилась в самых дружеских отношениях с семьей полковника Яковлева, и сам этот офицер, конечно же, никакого отношения ни к большевикам, ни к ограбленным поездам не имел.

Что делалось с полковником, когда он увидел вернувшегося ротмистра! И что делалось с ротмистром, когда он понял, какого дурака свалял!.. Ни тот, ни другой передать словами этого не могли.

…И все-таки другие намеченные ранее обыски и аресты в эту ночь состоялись.

Глава девятая

Утренний урок у Вари закончился, а до вечернего было еще довольно времени, и она решила проведать своих хороших знакомых Давлеткильдеевых. Как всегда, захватила с собой Ниночку и кое-что для «Хадичи». Заодно хотелось узнать, как подвигается дело у Хусаиновых в Оренбурге: удалось ли получить разрешение на издание легальной, как они мечтали, газеты, найти типографию, нужную поддержку в тамошнем обществе? Получен ли первый номер или когда его ждать? Здесь, в Уфе, башкирские и татарские товарищи ждут свою социал-демократическую газету с большим нетерпением, часто говорят об этом. И это понятно: сами так же волновались перед выходом первого номера «Уфимского рабочего»…

Как и следовало ожидать, Давлеткильдеевы были неплохо осведомлены о положении дел в Оренбурге. От них она узнала все, что ее интересовало, попила с хозяевами чаю и отправилась домой, предполагая по пути проведать еще кое-кого из нужных ей людей. Она находилась уже на Александровской, когда совершенно неожиданно для этого времени над городом вскинулся и поплыл, почти не прерываясь, хорошо знакомый всем уфимцам гудок железнодорожных мастерских.

Сначала подумалось — пожар. Как и другие прохожие, она остановилась и стала озираться, желая удостовериться в этом. Но пожара нигде не было, а гудок ревел все призывней и тревожней, словно задался целью поднять весь город.

Потом она увидела, что люди, которых на улицах становилось все больше, устремились в сторону тюрьмы. Вместе с ними, подхватив санки, побежала и она. На перекрестке с Достоевской толпа любопытных остановилась, увидев, что снизу, от мастерских и депо, навстречу ей движется многочисленная, запрудившая всю улицу толпа рабочих. В минуту, когда гудок ненадолго смолкал, можно было услышать отдельные выкрики, которые затем — из уст в уста — мгновенно разлетались по всему городу:

— К тюрьме, друзья, все — к тюрьме!

— Там убивают наших товарищей!

— Надзиратели устроили избиение политических заключенных!

— Долой драконов! Все к тюрьме! Все к тюрьме!

«Ну вот, предупреждал же нас Лаушкин!» — едва не закричала Варя, чувствуя, что вся холодеет. Еще неделю назад она слово в слово передала его донесение товарищам из комитета. Те кинулись к адвокатам, но что могут сделать адвокаты, когда власть и сила на другой стороне?

Колонна рабочих росла на глазах В нее со всех сторон вливались все новые и новые сотни встревоженных и негодующих горожан.

— К тюрьме, товарищи!

— Не позволим издеваться над нашими братьями!

— К губернатору!

Вскоре в этой колонне оказалась и она Ниночка на руках, санки где-то брошены, все внимание — тому, что делается вокруг.

С Достоевской навстречу этому взволнованному шествию выскочили два экипажа, сопровождаемые конными стражниками и казаками Не уступая дороги, демонстранты остановились. Встали и экипажи со своими сопровождающими. Что теперь будет?

Варе на миг представился расстрел рабочего собрания в декабре прошлого года. Тогда, как и сейчас, на это собрание сошелся чуть ли не весь город. В них стреляли Вокруг было много раненых. Вместе с Инной Кадомцевой и другими женщинами она выносила их из-под огня и, разрывая на бинты нижнюю юбку, перевязывала. Одному подростку пуля пробила шею. Кровь лилась из нее ручьем, и ее никак не удавалось остановить. Она истратила на него весь запас своих бинтов, вся извозилась в этой крови, а она все лилась и лилась. Эта кровь и этот подросток с тех пор часто снятся ей по ночам.

Крепко прижав к себе испуганно притихшую дочь, Варя вся подалась вперед. Не помня себя, закричала:

— Не смейте! Не смейте стрелять! На вас и без того слишком много крови!

— Не смейте! Не смейте! — поддержали ее голоса в толпе. — Не смейте издеваться над рабочим людом! К тюрьме, товарищи, к тюрьме! — И снова все смешалось в сплошном грозном гуле.

В переднем экипаже находился прокурор окружного суда Поднявшись со своего мягкого сиденья, он вскинул над головой руку и потребовал тишины.

— Господа рабочие и горожане! Факт, столь встревоживший вас, нам уже известен. Оповещен о случившемся также его превосходительство господин губернатор. Мы заверяем вас, что приложим все силы к скорейшему справедливому разбирательству и наведению в тюрьме надлежащего порядка.

Варя плохо слушала речь прокурора. Глаза ее неотрывно следили каждое движение казаков и стражников: будут или не будут стрелять? Народу хоть и много, но все безоружны. А без оружия на пули не пойдешь.

Вдруг боковым зрением она уловила в толпе какое-то движение. Присмотревшись, заметила десятка два молодых парней, спешно выдвигавшихся в голову колонны. Вот мелькнуло одно знакомое лицо, другое, третье… Совсем рядом, подавая кому-то знаки и едва не задев ее плечом, прошел Петр Литвинцев. Шапка надвинута на самые брови, в глазах напряженный блеск, под усами бледные, крепко сжатые губы…

Боевики! Они здесь! Они не дадут в обиду народ. Они уже возле прокурорского экипажа!

А прокурор все говорил. Вежливо, обходительно, без обычных окриков и команд. Чтобы ему поверили окончательно, объявил:

— Сейчас по этому делу, которое, естественно, волнует и меня, я направляюсь в тюремный замок. Вместе со мной туда же следуют и известные в городе господа адвокаты. Спросите их, и они вам скажут, что это действительно так.

Во втором экипаже поднялись двое. Варя их знала: присяжные поверенные Ахтямов и Кийков. Оба постоянно ведут дела политических заключенных, оба по просьбе комитета защищают арестованных симских рабочих, оба, что неизвестно властям, являются социал-демократами, правда, не большевиками, а сторонниками «меньшинства».